Воспитание детей у калмыков в описании Бергмана

20.03.2022 11:15

В период с 1799 по 1803 годы исследователь немецкого происхождения Бенджамин Бергман совершил путешествие в калмыцкие степи, где собрал большое количество исторического, литературного и фольклорного материала. Результатом этой поездки стала публикация в 1805 году в Риге четырехтомного издания «Nomadische Streiferein unter den Kalmuecken», представляющего собой важный источник сведений о литературе и культуре калмыков XIX в.

 ***

У калмыков воспитание детей в основном предоставлено природе. Дети у них растут, как дикие растения: не подстригаются разросшиеся побеги и не прививаются лучшие сорта.

Все идет своим чередом. Увлечениям не препятствуют. Поведение определяется примером окружающих. Воспитывают заботливо только хурульных мальчиков (манҗиков) и детей знатных. Калмыцких детей после рождения помещают в маленькие ящички, набитые кусками войлока и тряпьем, которые служат им люлькой. Ноги крепятся к деревянным трубкам. Чтобы защитить дитя от зимних холодов, войлок и покрывало натягивают поверх ящика и закрепляют веревками. Калмыки понятия не имеют о кормилицах. Мать кормит ребенка грудью, прижимаясь к колыбели. У маленького пленника свободна только голова, а руки, ноги и все остальное тело находятся под покрывалом.

Через несколько дней веревки развязывают, покрывало убирают и тряпки, которые, несмотря на трубки, всегда бывают грязными, сушат. О чистом белье речи быть не может. В то время, когда тряпки сушатся на солнце или у огня, младенец лежит голый на земле или ползает вокруг кучи золы у очага. У богатых детей есть няни, но мать всегда первая няня, потому как ей нужно заботиться о кормлении младенца.

В первые дни мать остерегается давать новорожденному грудь: она дает ему сосать кусочек жира, пока молоко станет пригодным для кормления. Период кормления, впрочем, не определяется. Обычно детей только тогда перестают кормить грудью, когда появляется новый объект для материнской ласки. Детей в первые годы кормят своего рода кисломолочным продуктом – көөрцг.

Когда малыши вырастают из ящиков-люлек, они свободно ползают вокруг; мальчики в основном нагишом, а девочки всегда тщательно закутаны. У богатых дети одеты в платья, а бедные заботятся только о зимней шубе, которую в теплую зиму носят нараспашку. В радостных играх дети проводят свои дни и учатся переносить жару и холод, как и голод и жажду. Ночи проводят эти юные создания под рваными шкурами и наслаждаются даже в холодное время спокойным сном как изнеженные дети европейцев, пока голод их не разбудит в дырявых кибитках.

У взрослых детей нет другого занятия, как собирать летом кизяки (засохшие коровьи лепешки). До пяти лет детей перевозят из одного кочевья в другое на верблюдах. Младенцы же покоятся в своих люльках. Другие дети по одному или по двое помещены в отдельные ящики, из которых высовывается только верхняя часть тела. Для кого не привычна такая картина, тот не может без содрогания подумать о несчастном случае, который может произойти с детьми в таком висячем положении. Раскачивающийся ход верблюдов, который надоедает даже взрослому, для ребенка утомителен. Неосторожный наклон вниз, и ребенок может вывалиться, но такое бывает весьма редко.

Большую часть дня дети едут на верблюдах: они веселы и бодры, голосов их не слышно, а окружающим не понять, как малыши преодолевают такого рода переезды. Но такое обращение с детьми необходимо, чтобы закалить их в трудностях, с которыми они столкнутся в более зрелые годы. У большинства такое зрелище, когда орда перекочевывает в зимнее время, вызывает сочувствие.

Ящики с детьми накрывают кошмой и перевязывают веревками. Духота заставляет детей шевелить головой и таким образом дышать свежим воздухом. Иногда голова ребенка застревает между веревками и ящиком, иногда из-за мерного движения верблюда младенец набивает шишки и ранки. В такие дни со всех сторон доносятся крики страдающих. Иногда, только в исключительных ситуациях, жестокие родители, высвобождают детей из мучительного плена.

Дети бедняков до пяти лет перемещаются от кочевья к кочевью на верблюдах, а те, кто постарше – на коровах или следуют пешком за стадами. Дети же богатых скачут на лошадях.

По достижении 10-11 лет некоторых детей отправляют в хурул, в священники, а некоторых оставляют дома помогать родителям по хозяйству. Эти изменения – всегда праздник для калмыцких мальчиков, так как они взамен изношенным зимним шубам, наконец-то, получают первую одежду.

В знатных семьях, где мать способна и достаточно грамотна, начиная с 6-7 лет, детей обучают чтению и письму. Княжеские сыновья тем временем получают пару сопровождающих такого же возраста, с которыми они, не нуждаясь в опеке няньки, уходят далеко за версту и даже наносят визиты. Предоставляемая свобода развивает у этих детей в раннем возрасте зачатки гордости, присущие калмыцкому характеру. Маленькие слуги должны оказывать своему юному повелителю знаки почтения, находясь всегда в нескольких шагах сзади от него, или садятся на пятках перед ним, когда тот громко приказывает набить трубку. Но он также делится со своими попутчиками борцоками и другими лакомствами.

Чтобы у молодого человека подавить любовь к роскоши, его до юношеского возраста одевают совсем просто. Он не носит ни дорогие шапки, ни шелковые платья, а отличается от своих слуг лишь тем, что его одежда целая, а у тех – изношенная. Правда, тяга к дорогим вещам пресекается такими мерами, но желательно, чтобы с годами возрастающая гордость ограничивалась. Княжеские дочери до замужества одеты очень просто, зато княжеская невеста убрана и украшена во всем калмыцком великолепии.

С десяти до пятнадцати лет княжеские сынки обычно воспитываются в хуруле как манҗики, куда их отдают в ученики самым уважаемым священникам. Они не отличаются одеждой от других духовных товарищей и, по крайней мере, летом ходят босиком. В первые годы учебы мальчики исполняют службу, в последующие годы с ними постепенно начинают обращаться порядочнее. От них требуют более серьезного отношения к учебе и за невнимательность и провинность наказывают строже, чем других манҗиков. Жаль только, что вся учеба в хуруле включает лишь изучение тангутского языка и ламской теологии.

Духовное обучение начинается с того, что учитель читает своему манҗику, будь он княжеским сынком или простолюдином, тангутские молитвы, которые ученик должен повторять. От коротких молитв переходят к длинным. Молитв очень много, а так как они написаны на чужом языке, то даже природная острота их восприятия мало помогает или совсем не помогает калмыкам.

Проходят месяцы и годы, пока ученик станет мастером. Если ученик преуспевает в произнесении молитв, то он учится читать, а затем и писать. Вследствие того, что хурульные педагоги проводят свои занятия очень экономно, они не используют ни перьев, ни чернил, ни бумагу, чтобы обучить своих учеников письму. Они обходятся своего рода доской, которая называется самара. Она напоминает узкую продолговатую книгу и состоит из 3-4 дощечек, которые длинной стороной скреплены между собой кожей или материалом, для того, чтобы было удобно открывать и закрывать. Эти доски натираются золой, так что даже от самой тоненькой палочки остается след. Пишут деревянным карандашом. Если все доски исписаны, то буквы стираются как на грифельной доске. И снова можно писать. Учителя следят за тем, чтобы их ученики вкрапливали тангутские знаки как можно чище, чтобы они выглядели как напечатанные. Если ученик научился писать по-тангутски, то он мог уже в ближайшее время надеяться на звание гецюля. Он может стать гецюлем, только став мастером по письму. Те священнослужители, которые происходят от бедных родителей и которые в детстве не научились писать по-калмыцки, и, став постарше, ленились обучаться, даже свое имя пишут только потангутски. Если дети знатных родителей уже научились молитвам, чтению и письму, их забирают из учебных заведений, освобождая от школьных оков. Они предаются своей страсти – езде на лошадях.

Калмыки не согласны с тем, что воспитание их детей недостаточно. Предполагаемое общее благодушие их детей им дороже, чем надежные земные блага, которые приобретаются при целесообразном воспитании, например, при изучении русского языка.

Тангутские молитвы, по их определению, необходимы для спасения душ их детей. Русский язык может им служить только для того, чтобы открыть глаза на некоторые действия русских командующих, чиновников и толмачей. Первое важнее второго. Физическое должно приноситься в жертву духовному. Несмотря на плачевные условия воспитания, большинство калмыков могут читать и писать. Они учатся этому, как мы уже писали, повзрослев, когда безделье или любопытство склоняют их к этому. Хорошая память и способности этих кочевников удивительным образом помогают их становлению.

Война у калмыков в описании Бергмана

Охота у калмыков в описании Бергмана

Источник: Элистинский курьер.